Интервью А.И. Никитина для газеты МК в ПИТЕРЕ

Божий промысел в темном шкафу

Почему многие петербургские пары не могут зачать ребенка

Совместное интервью директора Балтийского института репродуктологии человека - Анатолия Илларионовича Никитина и президента российской Ассоциации репродукции человека - Вячеслава Корсака корреспонденту МК Питер Первому петербургскому малышу «из пробирки» в следующем году исполнится 30 лет — это уже взрослый здоровый мужчина по имени Кирилл, который, правда, не в курсе истории своего появления на свет.

Родоначальники метода экстракорпорального оплодотворения Анатолий Никитин и Вячеслав Корсак рассказали «МК» в Питере» о мифах вокруг ЭКО, почему стало модно замораживать свои яйцеклетки и зачем банк спермы постоянно ищет новых доноров.

Берегите сперму смолоду

Профессора Анатолий Никитин и Владислав Корсак — доктора медицинских наук. Первый возглавляет Балтийский институт репродуктологии человека, второй является президентом российской Ассоциации репродукции человека. «МК» в Питере» встретился с ними в только что открывшемся Международном центре репродуктивной медицины.

— Правда ли, что сейчас парам труднее зачать ребенка, чем это было 20–30 лет назад?

А. Н.: Часто говорят об ухудшающейся экологии, которая влияет на способность к зачатию. Это правда, что сейчас состав воздуха, которым мы дышим в мегаполисах, воды, которую мы пьем, уже не тот, что еще несколько десятилетий назад. Это очень серьезно и плохо влияет на организмы, участвующие в процессах размножения. Но самая главная проблема — женщины все позже начинают планировать беременность.

В. К.: В классическом акушерстве беременная женщина старше 24 лет считалась «старой первородящей». Сейчас общество не позволяет нам так говорить, но поймите: это медицинский диагноз. Женский детородный век ограничен, и никакие пластические операции не отменяют того факта, что яйцеклетки стареют, — это физиологический процесс. Эмансипация в этом смысле очень навредила женщине, потому что девочкам в детском саду объясняют, что надо идти в школу, а в школе — что надо заканчивать университет и делать карьеру. Но после 35 шансы на успешную беременность резко падают.

— Что же делать? Рожать, закончив школу?

В. К.: Конечно, женщина сама решает, что ей делать со своей жизнью. Хочет пока отложить беременность — пожалуйста. Сейчас научились замораживать яйцеклетки — это стало настоящей революцией в репродуктологии. Ведь сперматозоиды всегда хорошо поддавались заморозке, не теряя своих качеств, а яйцеклетки очень хрупкие и плохо переживали любые манипуляции. В Швеции, например, настоящий бум: молодые девушки, понимая, что сейчас у них учеба и карьера на первом месте, массово стали замораживать свои молодые яйцеклетки, чтобы лет через 10–15 ими воспользоваться. В России такая возможность тоже есть, но пока эта «мода» до нас еще не докатилась. Хотя Алла Пугачева «прорекламировала» ее, заморозив свои яйцеклетки в 50 лет. Вы знаете, что недавно у нее родились близнецы.

— А мужчины? Их детородный век ничем не ограничен?

В. К.: По возрасту мужчины не ограничены, они могут вырабатывать сперму до гробовой доски. Но сейчас у них тоже много проблем — мальчиков не учат, что «это место» надо беречь. От мужчины при оплодотворении требуется всего один сперматозоид, но работать он будет только в дружной компании из 100 тысяч своих собратьев. Фабрика по производству сперматозоидов — яички. Они должны находиться в прохладной температуре. Вместо длинных семейных трусов носишь узкие плавки — яички нагреваются и сперматозоиды гибнут. Перепил водки, нервничаешь от стрессов, куришь — сперматозоиды гибнут. Получил удар в пах — гибнут. Не предохранялся во время секса и заразился — та же история. А полная смена сперматозоидов происходит всего раз в три месяца. Когда я учился в институте, норма по спермограмме была 80–120 миллионов сперматозоидов в одном миллилитре семенной жидкости. Потом уменьшили до 60, дальше до 40 и 20. Сейчас считается нормальным 15 миллионов.

— На вашем сайте сказано, что донор спермы зарабатывает около 18 тысяч рублей в месяц. К вам очередь, случайно, не стоит?

В. К.: Очереди, к сожалению, нет. Мужчины думают, раз у них сексуальная потенция хорошая, то и донорами спермы они могут быть. Это не одно и то же. Я помню, когда мы только создавали банк спермы в 1993 году, то дали объявление о наборе доноров. То время помните — голодуха, работы нет... Нам за две недели было две тысячи звонков, к себе мы пригласили 500 человек, обследовали из них только 160 человек, а донорами смогли стать лишь семеро. У остальных выявились какие-то болезни, кого-то не пропустил генетик. Так что тем, кто нам подходит, мы стараемся платить достойно.

«В божьи дела не вмешиваемся!»

— Детей «в пробирке» в России делают уже почти 30 лет, но мифов вокруг этой процедуры еще много. Например, что дети после ЭКО часто рождаются больными…

В. К.: Академик Александр Баранов, председатель исполкома Союза педиатров России, однажды заявил, что 75 процентов детей, рожденных после ЭКО, — больные. Неправда. И я даже имел возможность ему это лично сказать. Подобные высказывания демонстрируют отношение государства к вопросам, связанным с вспомогательными репродуктивными технологиями. Депутат Госдумы Елена Мизулина созывала круглый стол, в котором я тоже участвовал, где обсуждалось, не запретить ли ЭКО. Свое мнение высказывали представители церкви, которые считают, что мы, врачи, вмешиваемся в божий промысел. Но мы никакого отношения к божьему промыслу не имеем! Мы устраиваем свидание между женской и мужской клеткой. Что мы делаем? Берем яйцеклетку и сто тысяч сперматозоидов, помещаем в специальную среду и ставим в темный шкаф с температурой 37 градусов тепла. Утром приходим и смотрим, есть оплодотворение или нет. В самом зачатии мы никак не участвуем. Мы держим в теплой и влажной среде, но не можем знать, будет эмбрион развиваться или нет. Следующий наш шаг — мы эмбрион переносим в матку, а наступит беременность или нет — это как раз божий промысел. Иногда эмбриологи видят, что эмбрион хорошо развивается, а беременности нет. Или наоборот — у моих приятелей эмбрион был хиленький, но сейчас ему уже 18 лет, и он терроризирует родителей.

Вместо катетеров — телефонные провода

— Первому вашему удачному «эксперименту» скоро исполнится 30 лет. Вы следите за его судьбой?

А. Н.: Да, конечно. Это мальчик. Он родился в Ленинграде в 1986 году благодаря заслугам нашего коллектива врачей, всего на несколько месяцев позже девочки «из пробирки», которая родилась в Москве и стала первой в России. Тогда о нашем успехе написали газеты «Смена» и «Ленинградская правда». Мать мальчика держит способ его зачатия втайне. Некоторые родители в то время считали это не совсем «нормальным», поэтому сейчас непосредственных контактов с ними мы не имеем. Но знаем от матери, что мальчик жив-здоров, окончил Технологический институт, работает.

— Первый в мире ребенок «из пробирки» родился в 1978 году в Великобритании. Почему СССР отстал в этом вопросе почти на 10 лет?

А. Н.: Был период, когда мы с западными коллегами шли «нога в ногу». Когда я начинал заниматься этой темой и исследовать яйцеклетки, то никто еще не знал, как к этому подойти, нигде не было никаких публикаций. Получили яйцеклетку, капнули на нее сперму — яйцеклетка погибает. Оказывается, сперма токсична для яйцеклетки. Догадались развести сперму в 100 раз — яйцеклетка не погибла. Но как сделать так, чтобы ее оплодотворить? Выяснилось, что сперматозоиды должны быть активированы. Но как это сделать вне организма? Я с трудом доставал (нужно было разрешение Особого отдела) зарубежные журналы с научными статьями Роберта Эдвардса (родоначальника ЭКО), где он описывал те же проблемы, что и у меня. Только у него была целая лаборатория, а я работал один. Он экспериментировал: помещал сперму в условия высокого давления, пропускал через нее ток, нагревал… Все без успеха. Но потом он нашел решение: сперму нужно отцентрифугировать! После этого она приобретает способность оплодотворять яйцеклетку. Применив такой метод, мы тоже стали получать эмбрионы, первые — в середине 70-х. Это было необыкновенное явление, весь институт сбегался смотреть. Но что дальше? Из-за границы пришли сведения о специальных катетерах, с помощью которых эмбрионы переносят в матку. У нас в СССР их не было. Мы даже телефонные провода пытались использовать! Я поехал в Данию читать лекции, привез несколько экземпляров оттуда. Потом появился лапароскоп для получения яйцеклеток. Затем — ультразвуковые аппараты. Без этих приборов, которые у нас не производились (и не производятся до сих пор!) перенос эмбриона в матку был невозможен — поэтому мы так и отстали. Но, кстати, у Эдвардса первая беременность была получена через несколько сот попыток, до этого эмбрион не приживался. А мы смогли сделать это на 30-й попытке.

— Женщины, наверное, с недоверием отнеслись к новой технологии?

А. Н.: Мы дали первую рекламу на радио «Маяк», так у нас телефон раскалился от звонков — бесплодные женщины со всего Союза приезжали. Даже врачи тогда не знали, что такое ЭКО. Потом, когда женщина без маточных труб приходила беременная в женскую консультацию, некоторые врачи отказывались в это верить.